Неточные совпадения
А
увидим мы
Церковь Божию...
— Но в христианских обществах и у нас, сколько я знаю, развод допущен, — сказал Степан Аркадьич. — Развод допущен и нашею
церковью. И мы
видим….
Сначала он не чувствовал ничего и поглядывал только назад, желая увериться, точно ли выехал из города; но когда
увидел, что город уже давно скрылся, ни кузниц, ни мельниц, ни всего того, что находится вокруг городов, не было видно и даже белые верхушки каменных
церквей давно ушли в землю, он занялся только одной дорогою, посматривал только направо и налево, и город N. как будто не бывал в его памяти, как будто проезжал он его давно, в детстве.
И взошедший месяц долго еще
видел толпы музыкантов, проходивших по улицам с бандурами, турбанами, круглыми балалайками, и церковных песельников, которых держали на Сечи для пенья в
церкви и для восхваленья запорожских дел.
А придем из
церкви, сядем за какую-нибудь работу, больше по бархату золотом, а странницы станут рассказывать, где они были, что
видели, жития разные, либо стихи поют.
Борис. Я один раз только и был у них с дядей. А то в
церкви вижу, на бульваре встречаемся. Ах, Кудряш, как она молится, кабы ты посмотрел! Какая у ней на лице улыбка ангельская, а от лица-то как будто светится.
О Фенечке, которой тогда минул уже семнадцатый год, никто не говорил, и редкий ее
видел: она жила тихонько, скромненько, и только по воскресеньям Николай Петрович замечал в приходской
церкви, где-нибудь в сторонке, тонкий профиль ее беленького лица.
Лицо у нее было большое, кирпичного цвета и жутко неподвижно, она вращала шеей и, как многие в толпе, осматривала площадь широко открытыми глазами, которые первый раз
видят эти древние стены, тяжелые торговые ряды, пеструю
церковь и бронзовые фигуры Минина, Пожарского.
— А может быть, это — прислуга. Есть такое суеверие: когда женщина трудно родит — открывают в
церкви царские врата. Это, пожалуй, не глупо, как символ, что ли. А когда человек трудно умирает — зажигают дрова в печи, лучину на шестке, чтоб душа
видела дорогу в небо: «огонек на исход души».
Церковь предупреждает: «Во многоглаголании — несть спасения», однако сама-то глаголет неустанно, хотя и пора бы ей
видеть, что нас, пестрый народ, глаголы ее не одноцветят, а как раз наоборот.
Захар не старался изменить не только данного ему Богом образа, но и своего костюма, в котором ходил в деревне. Платье ему шилось по вывезенному им из деревни образцу. Серый сюртук и жилет нравились ему и потому, что в этой полуформенной одежде он
видел слабое воспоминание ливреи, которую он носил некогда, провожая покойных господ в
церковь или в гости; а ливрея в воспоминаниях его была единственною представительницею достоинства дома Обломовых.
А у Веры именно такие глаза: она бросит всего один взгляд на толпу, в
церкви, на улице, и сейчас
увидит, кого ей нужно, также одним взглядом и на Волге она заметит и судно, и лодку в другом месте, и пасущихся лошадей на острове, и бурлаков на барке, и чайку, и дымок из трубы в дальней деревушке. И ум, кажется, у ней был такой же быстрый, ничего не пропускающий, как глаза.
Там, в
церкви, толпилось по углам и у дверей несколько стариков и старух. За колонной, в сумрачном углу,
увидел он Веру, стоящую на коленях, с наклоненной головой, с накинутой на лицо вуалью.
Я закрывал глаза и
видел ее лицо с дрожащими губами, когда она крестилась на
церковь, крестила потом меня, а я говорил ей: «Стыдно, смотрят».
Вижу едва заметную кайму берега; на нем что-то белеет: не то домы, не то
церкви; сзади, вдалеке, горы.
Многие обрадовались бы
видеть такой необыкновенный случай: праздничную сторону народа и столицы, но я ждал не того; я
видел это у себя; мне улыбался завтрашний, будничный день. Мне хотелось путешествовать не официально, не приехать и «осматривать», а жить и смотреть на все, не насилуя наблюдательности; не задавая себе утомительных уроков осматривать ежедневно, с гидом в руках, по стольку-то улиц, музеев, зданий,
церквей. От такого путешествия остается в голове хаос улиц, памятников, да и то ненадолго.
— «Так велите же дать лошадей, мы бы поехали…» — «
Церкви видеть нельзя: они заперты», — сказал Демьен.
Мы
видели много улиц и площадей, осмотрели английскую и католическую
церкви, миновав мечеть, помещающуюся в доме, который ничем не отличается от других.
Несмотря на то, что по этому учению отвергались не только все обряды, иконы, но и таинства, у графини Катерины Ивановны во всех комнатах и даже над ее постелью были иконы, и она исполняла всё требуемое
церковью, не
видя в этом никакого противоречия.
Топоров не
видел этого противоречия или не хотел его
видеть и потому очень серьезно был озабочен тем, чтобы какой-нибудь ксендз, пастор или сектант не разрушил ту
церковь, которую не могут одолеть врата ада.
День был ясный, и я, вспоминая теперь, точно
вижу вновь, как возносился из кадила фимиам и тихо восходил вверх, а сверху в куполе, в узенькое окошечко, так и льются на нас в
церковь Божьи лучи, и, восходя к ним волнами, как бы таял в них фимиам.
Когда Верочке было десять лет, девочка, шедшая с матерью на Толкучий рынок, получила при повороте из Гороховой в Садовую неожиданный подзатыльник, с замечанием: «глазеешь на
церковь, дура, а лба-то что не перекрестишь? Чать,
видишь, все добрые люди крестятся!»
Подходя к
церкви,
увидел он, что народ уже расходился, но Дуни не было ни в ограде, ни на паперти.
При выходе из рощи
увидели кистеневскую деревянную
церковь и кладбище, осененное старыми липами. Там покоилось тело Владимировой матери; там подле могилы ее накануне вырыта была свежая яма.
Я отдал себя всего тихой игре случайности, набегавшим впечатлениям: неторопливо сменяясь, протекали они по душе и оставили в ней, наконец, одно общее чувство, в котором слилось все, что я
видел, ощутил, слышал в эти три дня, — все: тонкий запах смолы по лесам, крик и стук дятлов, немолчная болтовня светлых ручейков с пестрыми форелями на песчаном дне, не слишком смелые очертания гор, хмурые скалы, чистенькие деревеньки с почтенными старыми
церквами и деревьями, аисты в лугах, уютные мельницы с проворно вертящимися колесами, радушные лица поселян, их синие камзолы и серые чулки, скрипучие, медлительные возы, запряженные жирными лошадьми, а иногда коровами, молодые длинноволосые странники по чистым дорогам, обсаженным яблонями и грушами…
Курбановский
увидел, что с ними не столкуешь и что доля Кирилла и Мефодия ему не удается. Он обратился к исправнику. Исправник обрадовался донельзя; ему давно хотелось показать свое усердие к
церкви — он был некрещеный татарин, то есть правоверный магометанин, по названию Девлет-Кильдеев.
Государь спросил, стоя у окна: «Что это там на
церкви…. на кресте, черное?» — «Я не могу разглядеть, — заметил Ростопчин, — это надобно спросить у Бориса Ивановича, у него чудесные глаза, он
видит отсюда, что делается в Сибири».
Реформация и революция были сами до того испуганы пустотою мира, в который они входили, что они искали спасения в двух монашествах: в холодном, скучном ханжестве пуританизма и в сухом, натянутом цивизме республиканского формализма. Квакерская и якобинская нетерпимость были основаны на страхе, что их почва не тверда; они
видели, что им надобны были сильные средства, чтобы уверить одних, что это
церковь, других — что это свобода.
Мы
видели в их учении новый елей, помазывающий царя, новую цепь, налагаемую на мысль, новое подчинение совести раболепной византийской
церкви.
Месяца через полтора я заметил, что жизнь моего Квазимодо шла плохо, он был подавлен горем, дурно правил корректуру, не оканчивал своей статьи «о перелетных птицах» и был мрачно рассеян; иногда мне казались его глаза заплаканными. Это продолжалось недолго. Раз, возвращаясь домой через Золотые ворота, я
увидел мальчиков и лавочников, бегущих на погост
церкви; полицейские суетились. Пошел и я.
— Очень они Надежду Васильевну взять за себя охотятся. В
церкви, у Николы Явленного, они их
видели. Так понравились, так понравились!
По воскресеньям он аккуратно ходил к обедне. С первым ударом благовеста выйдет из дома и взбирается в одиночку по пригорку, но идет не по дороге, а сбоку по траве, чтобы не запылить сапог. Придет в
церковь, станет сначала перед царскими дверьми, поклонится на все четыре стороны и затем приютится на левом клиросе. Там положит руку на перила, чтобы все
видели рукав его сюртука, и в этом положении неподвижно стоит до конца службы.
Проснувшись, он испугался, когда
увидел, что солнце уже высоко: «Я проспал заутреню и обедню!» Тут благочестивый кузнец погрузился в уныние, рассуждая, что это, верно, Бог нарочно, в наказание за грешное его намерение погубить свою душу, наслал сон, который не дал даже ему побывать в такой торжественный праздник в
церкви.
И я
видел в истории христианства и христианских
церквей постоянное отречение от свободы духа и принятие соблазнов Великого Инквизитора во имя благ мира и мирового господства.
В день, когда мы приехали, там была великая княгиня Елизавета Федоровна, которую я
видел в
церкви.
Это помешало мне проводить мать в
церковь к венцу, я мог только выйти за ворота и
видел, как она под руку с Максимовым, наклоня голову, осторожно ставит ноги на кирпич тротуара, на зеленые травы, высунувшиеся из щелей его, — точно она шла по остриям гвоздей.
Мы
увидим, что в отличие от католического Запада славянофильское богословие отрицает идею авторитета в
церкви и устами Хомякова провозглашает небывалую свободу.
Розанов отталкивался от образа Христа, в котором
видел вражду к жизни, к рождению, но он любил быт православной
церкви,
видел в нем много плоти.
Свобода может быть и противлением осуществлению Богочеловечества, может быть и искажением, как мы
видели в истории
Церкви.
Он
увидел миссию России в соединении
церквей, т. е. в утверждении христианского универсализма.
Другой мистик протестантского типа Юнг Штиллинг в своем толковании на Апокалипсис впадает в смешной провинциализм и
видит Жену, облеченную в солнце, лишь в богемо-моравской
церкви.
Я слышал рассказ человека, который часто
видел Гюисманса в
церкви молящимся: он необыкновенно молился, этот декадент, автор ультраупадочнического романа «A rebours» и сатанистского романа «La bas».
[Учителя
церкви видели в зле небытие.
В монастыре обыкновенно смотрели старинную
церковь и взбирались на колокольню, откуда открывался далекий вид. В ясную погоду старались
увидеть белые пятнышки губернского города и излучины Днепра на горизонте.
Кажется, чего бы лучше: воспитана девушка «в страхе да в добродетели», по словам Русакова, дурных книг не читала, людей почти вовсе не
видела, выход имела только в
церковь божию, вольнодумных мыслей о непочтении к старшим и о правах сердца не могла ниоткуда набраться, от претензий на личную самостоятельность была далека, как от мысли — поступить в военную службу…
Была у ней еще одна тайная мечта, но вслух она ее не высказывала: ей мечталось, что Аглая, или по крайней мере кто-нибудь из посланных ею, будет тоже в толпе, инкогнито, в
церкви, будет смотреть и
видеть, и она про себя приготовлялась.
Вернувшись из
церкви, где ее
видел Лаврецкий, она тщательнее обыкновенного привела все у себя в порядок, отовсюду смела пыль, пересмотрела и перевязала ленточками все свои тетради и письма приятельниц, заперла все ящики, полила цветы и коснулась рукою каждого цветка.
— Вон там, в самом дальнем конце озера,
видишь, белеет
церковь? — объяснял Петр Елисеич. — Прямо через озеро будет верст десять, а объездом больше пятнадцати.
Она даже удивилась, когда прямо из-за леса показалась та самая белая
церковь, которую они давеча
видели через озеро Бор подходил к самому заводу зеленою стеной.
Между тем двери в
церковь отворились, и в них шумно вошла — только что приехавшая с колокольцами — становая. Встав впереди всех, она фамильярно мотнула головой полковнику но,
увидев Павла, в студенческом, с голубым воротником и с светлыми пуговицами, вицмундире, она как бы даже несколько и сконфузилась: тот был столичная штучка!